Неточные совпадения
— «Лети-ка, Летика», — сказал я себе, — быстро заговорил он, — когда я с кабельного мола увидел, как танцуют вокруг брашпиля наши
ребята, поплевывая в ладони. У меня
глаз, как у орла. И я полетел; я так дышал на лодочника, что человек вспотел от волнения. Капитан, вы хотели оставить меня на берегу?
— Право,
ребята, помяните мое слово, — продолжал первый голос, — у кого грудь ввалилась, волосы из дымчатых сделались красными,
глаза ушли в лоб, — тот беспременно умрет… Прощай, Мотенька: мы тебе гробок сколотим да поленцо в голову положим…
Через полчаса мы тронулись дальше. Я оглянулся назад.
Ребята по-прежнему толпились на берегу и провожали нас
глазами.
Однако нам Мизгирь в
глаза смеется.
Ну, братцы, жаль, не на меня напал!
Не очень-то со мной разговоришься.
Не стал бы я терпеть обидных слов,
Своих
ребят чужому-чуженину
Не выдал бы на посмеянье.
Заслышав этот окрик,
ребята, в
глазах сердитой барыни, пропадают так ловко, что она не может понять, куда они скрылись. Вероятно, тут же где-нибудь притаились — много ли места маленькому нужно? — и выглядывают.
Я помню его, когда еще пустыри окружали только что выстроенный цирк. Здесь когда-то по ночам «всякое бывало». А днем
ребята пускали бумажные змеи и непременно с трещотками. При воспоминании мне чудится звук трещотки. Невольно вскидываю
глаза в поисках змея с трещоткой. А надо мной выплывают один за другим три аэроплана и скрываются за Домом крестьянина на Трубной площади.
— Не надо! — раздался в толпе сильный голос — мать поняла, что это говорил мужик с голубыми
глазами. — Не допускай,
ребята! Уведут туда — забьют до смерти. Да на нас же потом скажут, — мы, дескать, убили! Не допускай!
Завидев этих трех всадников, мы, малые
ребята, как стая птиц, снимались с мягкой уличной пыли и, быстро рассеявшись по дворам, испуганно-любопытными
глазами следили за мрачными владельцами страшного зáмка.
Некоторые из них бегали по платформе к кадке с водой, чтобы напиться, и, встречая офицеров, умеряя шаг, делали свои глупые жесты прикладывания руки ко лбу и с серьезными лицами, как будто делали что-то не только разумное, но и очень важное, проходили мимо них, провожая их
глазами, и потом еще веселее пускались рысью, топая по доскам платформы, смеясь и болтая, как это свойственно здоровым, добрым молодым
ребятам, переезжающим в веселой компании из одного места в другое.
Он занял место Маркуши и с первых же дней всех заинтересовал своей обязательной, вежливой улыбочкой, бойкою, острою речью; а
ребята на заводе приняли его насмешливо и неприязненно: худой и сутулый Фома, мужик из Воеводина, с головой, похожей на топор, и какими-то чужими
глазами, внимательно оглядел нового дворника и убеждённо объявил...
Савины да Колобовы, те догадались — по одной дочке оставили на своих
глазах, то есть выдали за брагинских
ребят.
— Ладно, ладно… Ты вот за Нюшей-то смотри, чего-то больно она у тебя хмурится, да и за невестками тоже. Мужик если и согрешит, так грех на улице оставит, а баба все домой принесет. На той неделе мне сказывали, что Володька Пятов повадился в нашу лавку ходить, когда Ариша торгует… Может, зря болтают только, — бабенки молоденькие. А я за
ребятами в два
глаза смотрю, они у меня и воды не замутят.
Да, было чем порадоваться на старости лет Глебу Савинову! Одного вот только не мог он взять в толк: зачем бы обоим
ребятам так часто таскаться к соседу Кондратию на озеро? Да мало ли что! Не все раскусят старые зубы, не все смекает старая стариковская опытность. Впрочем, Глеб, по обыкновению своему, так только прикидывался. С чего же всякий раз, как только Гришка и Ваня возвращаются с озера, щурит он
глаза свои, подсмеивается втихомолку и потряхивает головою?..
А потом, увидав около себя двух
ребят из Пармы, видимо, братьев, сделал грозное лицо, ощетинился, — они смотрели на него серьезно, — нахлобучил шляпу на
глаза, развел руки, дети, прижавшись друг ко другу, нахмурились, отступая, старик вдруг присел на корточки и громко, очень похоже, пропел петухом.
Высокая была, черноволосая, а
глаза черные, щечки румяные, губки розовые; сухощава только была, тем и не нравилась, не зарились на нее
ребята.
Ребята к ней льнули, как мухи к меду, но она на это и
глазом не смотрела и крепко спала на своей постельке в холодной пуньке на задворке.
Мигая ласковыми
глазами печального сиреневого цвета, он смотрел на
ребят Артамонова, каменно стоявших у двери; все они были очень разные: старший — похож на отца, широкогрудый, брови срослись,
глаза маленькие, медвежьи, у Никиты
глаза девичьи, большие и синие, как его рубаха, Алексей — кудрявый, румяный красавец, белокож, смотрит прямо и весело.
— Что? — крикнул пьяный парень, обводя старика посоловевшими
глазами. — А! собираешь на церковное построение, на кабашное разорение, — это праведно! Жертвуй,
ребята, живее! — продолжал парень и сам достал из лежавшего перед ним картуза бумажный платок, зацепил из него несколько медных копеек, бросил их старику на книжку и произнес...
При этом она даже закрывала
глаза и стискивала зубы, охваченная той самой внезапной, порывистой страстью, которая неудержимо заставляет молодых матерей так ожесточенно целовать, тискать, душить, почти кусать своих новорожденных
ребят.
А проснулся — шум, свист, гам, как на соборе всех чертей. Смотрю в дверь — полон двор мальчишек, а Михайла в белой рубахе среди них, как парусная лодка между малых челноков. Стоит и хохочет. Голову закинул, рот раскрыт,
глаза прищурены, и совсем не похож на вчерашнего, постного человека.
Ребята в синем, красном, в розовом — горят на солнце, прыгают, орут. Потянуло меня к ним, вылез из сарая, один увидал меня и кричит...
И снова начал рассказывать о несправедливой жизни, — снова сгрудился базарный народ большой толпой, полицейский теряется в ней, затирают его. Вспоминаю Костю и заводских
ребят, чувствую гордость в себе и великую радость — снова я силён и как во сне… Свистит полицейский, мелькают разные лица, горит множество
глаз, качаются люди жаркой волной, подталкивают меня, и лёгок я среди них. Кто-то за плечо схватил, шепчет мне в ухо...
Русское благодушие, всегда не лишенное хитрости, сверкнуло тихой искрой в его
глазу, и эта искра тотчас зажгла пожар во всех сердцах, — на лицах
ребят явились мягкие усмешки, что-то смущенное, как бы виноватое замелькало в
глазах.
Остановясь в двух шагах, Семенов молча стал присматриваться ко всем зеленым
глазом, —
ребята кланялись ему тоже молча.
Зеленело в
глазах, и тряслись ноги.
Ребята работали во всю силу, как будто торопясь окончить одно и приняться за другое дело.
И не один сад вырос: мне на
глаза беспрестанно попадаются плотные, дюжие
ребята, в которых я никак не могу признать прежних знакомых мальчишек.
Нрав у Прошки был беззаботный, и его отношения к семье были отмечены скорее добродушием, чем особенною попечительностью. Если
ребята иногда по два дня шатались без пищи, зато на третий получали в изобилии пряники. Что же касается, старика, то ему, как он нередко говаривал сам, в пище надобности не предстояло. «По старости лет я, братцы, пищи не потребляю», — говорил он, мигая слезящимися
глазами.
Подошли мы к нему, видим: сидит старик под кедрой, рукой грудь зажимает, на
глазах слезы. Поманил меня к себе. «Вели, говорит,
ребятам могилу мне вырыть. Все одно вам сейчас плыть нельзя, надо ночи дождаться, а то как бы с остальными солдатами в проливе не встретиться. Так уж похороните вы меня, ради Христа».
Ну, сели, поехали. До свету еще часа два оставалось. Выехали на дорогу, с версту этак проехали; гляжу, пристяжка у меня шарахнулась. Что, думаю, такое тут? Остановил коней, оглядываюсь: Кузьма из кустов ползет на дорогу. Встал обок дороги, смотрит на меня, сам лохмами своими трясет, смеется про себя… Фу ты, окаянная сила! У меня и то кошки по сердцу скребнули, а барыня моя, гляжу, ни жива ни мертва…
Ребята спят, сама не спит, мается. На
глазах слезы. Плачет… «Боюсь я, говорит, всех вас боюсь…»
Стало у меня сердце еще пуще болеть, чего ни передумала; тоже, как и твое дело, кормилец, сперва намекала, нет ли у ней чего на сердце, не мужчинка ли ее какой приманивает: девушка, думаю, на возрасте, там же всяк час наезжают дворовые
ребята, народ озорник, прямо те сказать, девушники; сама своими
глазами, думаю, ничего не вижу, а других, хоть бы и суседей, спросить об этаком деле стыдно.
Сазонка выбирал плиту поувесистее, засучивал рукав и, приняв позу атлета, мечущего диск, измерял прищуренным
глазом расстояние. С легким свистом плита вырывалась из его руки и, волнообразно подскакивая, скользящим ударом врывалась в середину длинного кона, и пестрым дождем рассыпались бабки, и таким же пестрым криком отвечали на удар
ребята. После нескольких ударов Сазонка отдыхал и говорил
ребятам...
Вначале поста стрельцы избили его за ильманинскую Дашу, и он две недели пролежал в больнице и поссорился из-за этого с управляющим, а когда выписался и с револьвером в кармане прошелся по слободе, Даша отвернулась, а проклятые
ребята прыгали вокруг на одной ножке и пели: «Баринок, а баринок, зачем корявую утку съел?» Он грозно смотрел на встречных, ожидая косого взгляда, чтобы завязать драку, но все потупляли
глаза, а за спиной чей-то угрюмый голос пробурчал...
Из всех углов на меня смотрят восковые, странно неподвижные лица
ребят с кривыми зубами, куриною грудью и искривленными конечностями; в их больших
глазах нет и следа той живости и веселости, которая «свойственна» детям.
Те же стоны и кряхтенье стариков, не слезающих с остылых печей; тот же дым и вонь, а часто и снег, пролезающий по углам с наружной стороны изб во внутреннюю; те же слабые писки голых и еле живых
ребят со вспухшими животами и красными от дыма
глазами; но зимняя картина в орловской деревне никогда и не была другою…
— Нашему брату, батенька, некогда спать, — говорил он вполголоса, когда я лег и закрыл
глаза. — У кого жена да пара
ребят, тому не до спанья. Теперь корми и одевай да на будущее припасай. А у меня их двое: сынишка и дочка… У мальчишки-подлеца хорошая рожа… Шести лет еще нет, а способности, доложу я вам, необыкновенные… Тут у меня где-то их карточки были… Эх, деточки мои, деточки!
Студент покраснел и опустил
глаза. Он не мог уже есть. Федосья Семеновна, не привыкшая за двадцать пять лет к тяжелому характеру мужа, вся съежилась и залепетала что-то в свое оправдание. На ее истощенном птичьем лице, всегда тупом и испуганном, появилось выражение изумления и тупого страха.
Ребята и старшая дочь Варвара, девушка-подросток с бледным, некрасивым лицом, положили свои ложки и замерли.
В комнату сходились жильцы. Девушка-папиросница, нанимавшая от хозяйки кровать пополам с Александрой Михайловной, присела к столу и хлебала из горшочка разогретые щи. Жена тряпичника, худая, с бегающими, горящими
глазами, расстилала на полу войлок для
ребят. Старик-кочегар сидел на своей койке и маслянисто-черными руками прикладывал к слезящимся
глазам примочку.
Лицо Перновского становилось совсем красным, влажное от чая и душевного волнения.
Глаза бегали с одной стороны на другую; чуть заметные брови он то подымал, то сдвигал на переносице. Злобность всплыла в нем и держала его точно в тисках, вместе с предчувствием скандала. Он видел, что попался в руки «теплых
ребят», что они неспроста обсели его и повели разговор в таком тоне.
Рубщики леса делали свое дело: топоры звучали по лесу быстрее и чаще; только в то время, как слышался свист снаряда, все вдруг замолкало, средь мертвой тишины раздавались не совсем спокойные голоса: «Сторонись,
ребята!» — и все
глаза устремлялись на ядро, рикошетировавшее по кострам и срубленным сучьям.
— Вот они, мои… — начал Восьмеркин, окидывая
глазами обедающих. — Хлеб да соль,
ребята!
Подъезжали скрипящие возы. Федор Федорович сидел в тенечке на складном стуле и записывал имена подъезжавших мужиков. Около стоял десятский Капитон — высокий, с выступающими под рубахой лопатками. Плутовато смеясь
глазами, он говорил Федору Федоровичу тоном, каким говорят с малыми
ребятами...
После Антония говорил мировой посредник Позняк. «Вот,
ребята, мы писали, писали, — сказал он им пророчески, — и вся наша работа в один день пропала, теперь будет совсем другое». Крестьяне смотрели выпучив
глаза на эту комедию. Антоний скомандовал построившейся шайке «марш», и спросив на прощанье крестьян, поняли ли, что он им говорил, отправился с шайкою в фольварк Франкулин Осипа Позняка.
Спирька удивился, опустил кирпич и медленно пошел ей навстречу. Несколько парней двинулось следом за Лелькой. Спирька сверкнул
глазами, и кирпич полетел мимо Лельки в глубину коридора.
Ребята шарахнулись назад. Лелька сильно побледнела.
В помещении одинцовской школы заседала приехавшая вчера комиссия по чистке аппарата.
Ребята из бригады пошли для развлечения послушать. Чистили местного учителя Богоявленского. Маленький человечек с маленьким красным носиком, с испуганными
глазами и испуганной бороденкой.
Шли
ребята к РИКу призадумавшись.
Глаза Ведерникова мрачно горели.
Ребята, отражая волнение взрослых, собирались в сумерки на гумне и на задворках и рассказывали страшные сказки о мертвецах, чернея большими расширенными
глазами; и уже давно звал их домой знакомый и приятно-сердитый голос, а они не решались высвободить из-под себя босые ноги и промчаться сквозь прозрачную пугающую мглу.
И старые, и молодые, и в особенности окружавшие толпу
ребята, и я в том числе, — все мы, не спуская
глаз, смотрели на певца, любуясь им.